Текст впервые опубликован в Газете к X клиническому ателье “Лакан в России”. Для публикации на сайт текст был дополнительно отредактирован.

В том, как Лакан говорит о преждевременном финале анализа Доры в «Слове о переносе», можно прочитать вопрос об объекте а, — хотя сам этот термин на момент написания текста Лакан еще не использовал и будет подробно разрабатывать его позже, как и вопрос о связи этого объекта с женственностью.

В «Слове о переносе» Лакан напоминает, что Фрейд сам предлагал две интерпретации своей ошибки в финале анализа Доры. Слишком привилегированное место отводя ее связи с господином К., он, во-первых, занял его место в переносе, что повлекло недоверие к нему Доры, во-вторых, недооценил гомосексуальный интерес Доры к госпоже К., который был связан для нее с вопросом о загадке женственности. Благодаря этой неудаче Фрейда ярко высвечиваются разные функции объекта а в случае Доры.

Дора говорит об восхитительной белизне тела госпожи К — свойстве, которое невозможно отъять от своего источника. Несравненность, уникальность, исключенность из обмена — то, что характеризует объект а как остаток первичного аутоэротизма. Отец Доры — буржуа, своего рода господин товарного и денежного обмена, но её интересует вовсе не это — её интересует то, чего он не может дать ввиду своих проблем с потенцией, — но что он все-таки дает госпоже К., вступая с ней в любовную связь. И это нечто — не богатство, но сокровище.

Это сокровище, встающее на место (-?), на место кастрации, в случае Доры принимает форму орального объекта — речь и об оральном удовлетворении, которое происходит в фантазии Доры между ее отцом и госпожой К., речь также и о детском воспоминании Доры, где она сосет палец и при этом держится за мочку своего брата — в этой сцене мы видим различие между i(a) (целостным образом зеркального другого) и a (частичным объектом). Так возникают элементы истерического фантазма, который Лакан запишет в своем VIII семинаре, посвященном переносу: объект а над (-?). Именно объект а предлагает Доре версию ответа на загадку женственности, не полностью подчиненную фаллическому порядку. 

Вписанность в фаллический порядок, в символический обмен, в повторение не уникального возмущает Дору, когда она слышит фразу господина К. на озере: «Моя жена ничего не значит для меня», — фразу, которую, как она знает, он уже говорил служанке, которой домогался. Эта фраза одновременно лишает уникальности отношение господина К. к Доре и подрывает её веру в особую ценность госпожи К. как женщины, значимой одновременно для двух ключевых мужчин в жизни Доры: отца и господина К.

Это не мешает тому, что Дора выстроила идентификации с этими мужчинами: и с отцом, и с господином К. С этими идентификациями связано повторение ее симптомов, в котором шифруется повторение требования любви как повторение единичной черты, например, кашля. Однако — и Лакан, начиная со своего семинара о переносе, будет развернуто исследовать этот вопрос, — в анализе должен ставиться вопрос не только о любви и об идентификации как о стремлении к единству или единению, уходящих корнями в нарциссизм, но и об объекте а, который ни в какое единое никогда до конца не вписывается, который от единого бесконечно уклоняется, всегда оставаясь в остатке.

Это единое — также единое смысла, единое той конструкции, в которую Фрейд в конце концов слишком поверил. Лакан обращает внимание, что перед самым обрывом анализа Доры Фрейд был доволен собой, полагая, что всё понял. Именно в этот момент Дора покидает анализ, занимая сама место невписавшегося объекта а, — того остатка, что разрушает это «всё».

Дора тем самым демонстрирует бессилие знания в отношении объекта а, — в данном случае, знания Фрейда. Воплощением знания о сексуальности для Доры оказывается в её втором сновидении книга; но в том же сновидении присутствует вокзал, в который ей никак не удаётся попасть, который остается непроницаемым, вызывая у Доры тревогу, — тревогу, указывающую на присутствие объекта а.

Возможным выходом для Фрейда в тупике анализа Доры Лакан видит в «Слове о переносе» несостоявшуюся феминизацию аналитика — говоря иначе, незавершившееся занятие им места объекта а как кажимости, как приманки. Во всем предшествующем диалектическом движении анализа Доры Фрейду удавалось задействовать ее субъективную расщепленность, и именно моменты активации этого расщепления суть моменты удачных поворотов в анализе, которые обозначает Лакан. Не настаивая слишком на своем знании и понимании и на своей мужской позиции, а заняв место фикции, место загадочного объекта а, Фрейд имел бы шанс уберечь Дору от того, чтобы она заняла это место сама, и тем самым позволить ей сохранить достоинство расщепленного субъекта.

Наконец, в случае Доры проступает одна особая сложность — объект а в связи с кастрацией, его специфическая двусмысленность: объект а выступает и как сокровище, и как обманка; и как остаток изначального аутоэротизма, и как окаймляющая пустоту рамка фантазма; и как вместилище, и как вмещаемое. Можно вспомнить тут сновидение Доры о шкатулке с драгоценностями и связанную с ним ассоциативную цепочку. Эту двусмысленность, заставляющую задуматься о топологии, соединяющей внутреннее и внешнее, Лакан будет активно разрабатывать также начиная со своего VIII семинара. В этом семинаре важную роль играет герой диалога Платона «Пир» Алкивиад, который испытывает остановку в движении своей речи, фиксацию иного рода, чем Дора: он влюблен, он настойчиво размещает объект а как драгоценность в Сократе — или же приравнивает самого Сократа к объекту а как пустому вместилищу.