Анаэль Лебовиц-Кеньен:  Как Интернет меняет ситуацию и, в первую очередь – как он трансформирует социальную связь (устанавливая различные отношения, которые облегчает всемирная паутина)? Какими могут быть последствия для современного субъекта?

Эрик Лоран: Интернет радикально меняет способ, которым каждый соединяется с миром. Это новый орган, дающий телу иллюзию немедленного доступа к глобализованному и цифровому рынку, – а следовательно, и ко всем вещам. Чтобы получше понять это изменение, обратимся к тексту Фрейда «Недовольство культурой», которое определяло место предложенных той эпохой новых объектов. «Всеми своими орудиями человек совершенствует свои органы — как моторные, так и сенсорные — или расширяет рамки их применения. Моторы предоставляют в его распоряжение огромные силы, которые он, подобно своим мускулам, может использовать в любых направлениях; пароход и самолет делают так, что ни вода, ни воздух не могут ему помешать в его передвижении. С помощью очков он исправляет изъяны хрусталика своего глаза, с помощью подзорной трубы он видит на дальнем расстоянии, с помощью микроскопа он преодолевает границы видимости, установленные строением его сетчатки. В виде фотографической камеры он создал инструмент, фиксирующий мимолетные зрительные впечатления, граммофонная пластинка позволяет ему сделать это то же с преходящими звуковыми впечатлениями; то и другое, по существу, — это материализация данной ему способности запоминать, его памяти. С помощью телефона он слышит на таком расстоянии, которое даже в сказке считалось бы недостижимым; изначально письменность — это речь отсутствующего, дом — замена утробы матери, первого и, вероятно, все еще желанного жилища, в котором человек пребывал в безопасности и так хорошо себя чувствовал»¹.  Экран компьютера, подключенного к Интернету, это все вышеперечисленное разом. Дом как замена материнского тела связан этой всеобъемлющей домашней автоматизацией с неким образом вселенной. Нет больше нужды смотреть в окно, природа исчезает. Реальное заменило природу, реальное выходит на первый план. Это реальное состоит из объектов, в которых нет ничего природного , из умений, из процедур. Реальное наступает — подобно тому, как Ницше сказал, что пустыня наступает. Если письмо, как говорит Фрейд, было языком отсутствующего, то чат, электронная почта, онлайн-игры, Facebook, WhatsApp и Instagram – это язык избыточного присутствия Другого цивилизации Одного (Une) и цифрового мира.

Согласно неумолимому закону зеркала каждый превращается в лягушку и хочет раздуться до мощи глобализированного рынка. Таким образом, Интернет – это новая область, предоставленная безумию веры в себя как Одного (Un) в мировом масштабе. Так мы впадаем в детство, где «первые идентификационные выборы ребенка […] определяют ни что иное, […] как то безумие, благодаря которому человек возомнил себя человеком»². Вера в себя как одного (un) является движущей силой нарциссической страсти: «Эта фундаментальная иллюзия, рабом которой человек является в гораздо большей мере, чем всех «страстей тела» в картезианском смысле, эта, я бы сказал, страсть быть человеком, которая по преимуществу является страстью души, нарциссизм, который навязывает свою структуру всем ее желаниям, даже самым возвышенным»³.

Интернет, таким образом, меняет образ жизни современного субъекта, предлагая прекрасное поле для экспансии нарциссического безумия и для наиболее неистовых попыток каждого достигнуть своего бытия⁴. Короче говоря, он предоставляет поле для новых интерпретаций в попытках разгадать загадку Пиндара: «Genoi oios essi – Стань тем, кто ты есть»⁵.

Софи Гаяр: Понятно, что сегодня мы говорим, пишем, встречаемся через Интернет. Мы обмениваемся там, знакомимся или находим друг друга вновь, одинокие люди иногда чувствуют себя менее одинокими. Одним словом, кажется неоспоримым, что связи там устанавливаются и поддерживаются. Однако социальная ли это связь в том смысле, в каком мы ее понимаем вместе с Лаканом?

Эрик Лоран: Да, все приносят туда свое одиночество. Трудно себе представить, что его можно потерять. Это новое всеобщее право. Когда была идея урегулировать нелегальные скачивания, до изобретения решения благодаря streaming’у, те, кто хотел наказать недобросовестных интернет-пользователей, отступили перед несоразмерностью наказания, которое отключение Интернета за собою бы повлекло. Это подключение тела причитается каждому. Локк говорил о языке как о «великом канале», великой сточной трубе, где человек распространяет свою ложь, не портя, однако, «источники знаний»⁶. Интернет – отличное воплощение сточной трубы, обеспечивающей новый режим poubellication⁷, используя лакановский неологизм. Удается ли Интернету портить  источники социальных связей? Еще как! Им затронута каждая из четырех форм социальной связи, которые поддерживаются в цивилизации, но они от этого не погибают. Мы видим, как Интернет влияет на политику и дискурс господина и в плохом, и в хорошем смысле. Интернет может способствовать новым формам организации и распространять объединяющие идеи. Он может разделить общественность на герметичные сообщества, все более и более изолированные в «эхо-камерах», где каждый слышит только свое собственное мнение, преломленное во множестве других, которые думают так же. Он может помочь собрать демонстрацию на площадях с бешеной скоростью. Он также может предоставить репрессивным органам готовые списки оппозиционеров, полученные одним нажатием кнопки. От русских хакеров до самых изобретательных мошенников, область обмана и фейков значительно выросла. Мы можем так же констатировать изменения в каждом из дискурсов. Что касается университетского дискурса, изменились формы присущего ему коллекционирования ученых степеней, его методы обучения дематериализуются и глобализируются. МООК⁸ самого себя! И для истерического дискурса тоже есть изменения, а именно современный феминизм, и для психоаналитического дискурса, но об этом чуть позже.

Ксавье Гоммишон: В 1987 году Маргарет Тэтчер заявила: «Общества как такового не существует, есть только мужчины и женщины, и есть семьи». Является ли Сеть представлением общества таким, как его видела Тэтчер?

Эрик Лоран: Все наоборот. Паутина – это очевидность целого, Другого, который предшествует каждому. Сеть – это не место анархии, как грезят о нем умеренные либертарианцы. Это место, позволившее создать империи, которые хотят изменить все. Amazon хочет все продать, Google хочет все оцифровать и упорядочить, Facebook хочет всех соединить. Вспомним, что Марк Цукерберг купил WhatsApp и Instagram, и что изначально он не был инженером. Одной из его специальностей в Гарварде была психология. Он хочет соединить столько людей, сколько в мозгу нейронов. Пока число пользователей перевалило за два миллиарда, так что ему многое еще предстоит сделать. Он молод, полон сил и цены на акции растут.

Орели Пфовадель: В вашей практике как психоаналитика или супервизора какие наиболее важные изменения вы заметили в симптомах современных субъектов в связи с распространением Интернета и постоянных цифровых связей? Как это влияет на практику аналитиков, как вам кажется?

Эрик Лоран: Субъекты, которые приходили к нам, пытались разобраться со своим смятением перед любовью и сексом, беспрепятственно прибегая к тому, что предлагает глобальный рынок. У них была более или менее длительная фаза зависимости от порнографии и сайтов знакомств, от самых избирательных до наименее избирательных. Они находили себе отвлечение, как сказал Паскаль, потому что все несчастья человечества в том, что вы больше не можете укрыться в комнате, не будучи на связи. Треть мирового интернет-трафика связана с предложениями от порносайтов.

Кроме того, Интернет – это новое место для общения из уст в уста или, что еще лучше, от глаза до уха. Им позволено исследовать все новые объяснения того, что не ладится. Они смогли полностью проконсультироваться по поводу своих симптомов и узнать поведенческие рецепты, разработанные гуманитарными науками. Таким образом, субъекты могут исчерпать все прелести «позитивного мышления», прежде чем найдут особого, сделанного по их заказу Другого, который позволит им создать новый альянс с тем, что с ними не так и чего они не понимают.

Ангель Терьер: Google – это Другой знания, который спекулирует на необъятности означающей материи. Мало того, что он отвечает немедленно и постоянно, как подчеркнул Жак-Ален Миллер⁹, но в нем ещё и записываются пути посещений интернет-пользователей – в основном для целей получения прибыли. Как это меняет отношение современных субъектов к знанию?

Эрик Лоран: Интернет развил возможности апорий отношения к знанию. Чем больше знание становится мгновенно доступным, тем яснее становится, что знать – не есть накапливать. Раньше разоблачали наспех составленную культуру тех, кто довольствовался прочтением задней обложки. Культура копирования и вставки (copy-paste) первых страниц поиска Google еще более заметна в мире Интернета. Чем больше знание представлено в своём накоплении, тем больше кажется, что знать – значит выбирать. Знание состоит в том, чтобы делать дыры в накоплении, подобно тому, как туннельные машины теперь пересекают горы земного шара и знают, как пройти под морем. Знать – значит уметь организовывать маршруты, создавать новые магистральные дороги. Это значит не утонуть в здравом смысле и в рутинном накоплении.

Побочный эффект недоверия к накоплению – охота на плагиат, которая добавляет смака в обычную университетскую паранойю.

Кароль Девамбреши- Ля Санья: Google и базы данных стали расширением нашей памяти, своего рода внетелесной памятью для каждого из нас. Мы больше не звоним нашим друзьям, которые специализируются в той или иной области, но обращаемся к Google. Возможно, это не совсем верно для довольно тонких вещей, которые требуют знания произведения «изнутри». Я думаю о фразе Лакана о Джойсе в связи с Норой: что он хотел бы «носить ее в своем животе». Google не мог найти это место в произведениях Джойса. А Жак Обер ответил на мой вопрос по телефону через минуту.

Но Google улучшается с каждым днем, и я обращаюсь к нему по многим вопросам, не беспокоя моих друзей. Эта бесконечная доступность данных в любой момент меняет наше использование памяти. Должны ли мы учить наизусть? В этом больше нет необходимости? Даже поэзию? Если меняется использование памяти, меняется ли функция памяти? Как это влияет на бессознательное, которое, согласно Фрейду, в определенной мере основывается на следах памяти?

Эрик Лоран: Я, в свою очередь, должен позвонить Жаку Оберу, чтобы обсудить, что именно имеет в виду Лакан, говоря, что Нора шла Джойсу “как перчатка”. У меня была версия, она меня больше не устраивает. Конечно, он предложил ей перчатки и корсет, а потом написал о них странные вещи, но все же…

Вы верно говорите, мы находим в Интернете что-то вроде фармакона, который Платон осудил в письме и из которого Деррида извлек главные акценты. Это лекарство от забвения и одновременно яд. Он заставляет нас забыть сущностные вещи. И они вернутся по-другому.

Интернет позволяет нам выявлять апории не только знания, но и памяти и, следовательно, бессознательного как памяти. То, что сохранил Лакан от фрейдовского бессознательного-памяти – это дыры, разновидности дыр, которые мы там встречаем и которые структурируют топологию доступных нам маршрутов. В своем прочтении «Украденного письма» Лакан обращает внимание на дыру, которую создает письмо, размещенное на поверхности стены. Благодаря этому оно становится невидимым. Затем он исследует дыры, образованные петлями повторения, чтобы определить бессознательное уже не через отношение со светотенью с трудом читаемого, плохо переписанного следа памяти, но с ослепляющей белизной. «Это напоминает нам, что бессознательное это не потерять память. Это не вспоминать то,  что знаешь. Ибо следует сказать, без придирок к грамматической правильности: “я себя вспоминаю об этом” (je m’en rappelle) [“je m’en rappelle” это ошибка по-французски, корректно сказать “je me rappelle de cela”], то есть: я себя вспоминаю к бытию (представления) благодаря этому¹⁰».

Очень важно примечание, сопровождающее этот текст: « “Об этом, – говорит субъект, – я не вспоминаю”. А именно: на призыв означающего, которое было бы необходимо, чтобы “представить меня перед другим означающим”, я не отвечаю “представлен” [во французском языке при перекличке принято отвечать “présent” — присутствую, представлен],  поскольку вследствие этого призыва я ничего из себя больше не представляю. Я – темная комната, в которой зажгли свет: нет никакой возможности, чтобы вырисовалась через замочную скважину картина того, что происходит снаружи. Бессознательное — это не лишенное сознания или недостаточно ясное. Бессознательное – это свет, который не оставляет места ни тени, ни тому, чтобы закрался контур. Оно представляет мое представление там, где это представление отсутствует»¹¹.

Мишель Эльбаз: Интернет позволяет получить доступ к знаниям по трубопроводу, если можно так выразиться, делокализованным, с равной валентностью и ценностью, а также готовым устанавливать любые связи, сплетаться в сеть, в которой все может иметь смысл, приводить к бреду без возможности разрыва реального. Итак, у меня два связанных друг с другом вопроса.

С одной стороны, является ли это еще одной разновидностью (помимо психоанализа) [нахождения под девизом] “ты можешь знать”, – доступной, тривиальной, демократичной и анархичной, по крайней мере, в перспективе, и которая могла бы сослужить службу психоанализу?

Эрик Лоран: Я озвучил выше соображения, которые вызывает у меня ваш вопрос. Те, кто полагал, что Интернет окажется демократическим и анархическим пространством, быстро столкнулись с разочарованием. Это пространство, структурированное господами нового типа. У них есть свои правила, свои алгоритмы, свои способы соединения знания. Эти правила ускользают от интернет-пользователя, который оказывается им подчинен. Его скорее можно назвать интернет-пользуемым (internautre¹²): он подвластен алгоритмам Google и Facebook, он объект и жертва тех, кто хотел бы знать о нем все. Forget privacy! Оставь интимность, всяк сюда входящий. Все ваши клики используются, чтобы узнать о ваших вкусах и предпочтениях. Все сейчас фотографируют то, что едят, и выкладывают это в Instagram. Напрямую в соответствии с этим крупные сети ресторанов адаптируют свои меню. В результате возникают красочные, но безвкусные блюда, поставленные на поток, как продукция Zara. Кроме того, помимо GAFA (Google, Amazon, Facebook, Apple), государственные органы, от американского NSA до новых французских агентств, недавно закрепленных в законе, непрестанно следят за нашими связями и обрабатывают наши метаданные (новое словечко, которое мы приучились выговаривать). Современный субъект должен обхитрить все эти ограничения и высвободиться из нового распределения конформизмов и панургизмов.

Мишель Эльбаз: С другой стороны, в качестве контрапункта на этом концерте знаний, при каких условиях может оставаться живым скандал, который представляет собой психоанализ и который происходит, согласно позднему учению Лакана, в полном одиночестве и отрыве от связей¹³, и позволяет каждому открыть свой путь к сингулярному знанию?

Эрик Лоран: В начале, во времена основателя психоанализа, был современный психоанализ эпохи запретов. Затем, с Лаканом, был современный психоанализ эпохи «сексуального освобождения». Теперь же, все еще с Фрейдом и Лаканом, есть современный психоанализ передозировки знаний, окружения и связи. Психоанализ дает возможность детоксикации, это общественно полезное предприятие. Особое слушание позволяет снова расслышать те отдельные означающие, которые пересекают зашумленный эфир Интернета.

Элен Бонно: Знание находится на расстоянии одного клика. Мы зависимы от Википедии и Google, но, что касается психоанализа, этому нельзя научиться. Лакан называет психоанализ опытом и считает практикой, единственным средством которой является речь. Как вы думаете, эта практика эволюционировала в результате нового доступа к знаниям, или психоанализ в своем опыте остается связанным с истиной и логикой бессознательного знания? Какое влияние доступ к знаниям оказывает на лечение субъектов? Неведомое знание – все так же ли оно загадочно?

Эрик Лоран: Вы хорошо сказали, чем больше знания развернуты в явном виде, чем больше предопределенных способов обучения, чем больше учебников, тем ценнее неведомые знания. В Интернете нет двусмысленностей, поскольку двусмысленность находится между строк, между словами, которыми пересечен каждый. Чем больше знаний и слов, тем больше двусмысленности. И тем слышнее желание чего-то Другого.

Орели Пфовадель: Интернет оказывается отличным инструментом распространения психоаналитических текстов и содействует расширению психоанализа. Всемирная Ассоциации Психоанализа стала возможной в частности благодаря этой технологии, которая позволяет нам поддерживать связь с нашими коллегами со всего мира. В нашем поле множатся сайты и блоги, и Интернет позволяет поддерживать перенос на психоанализ даже в регионах раздираемых войной или очень отдаленных.

Какое ограничение, по Вашему мнению, должно быть установлено на представленность нашей работы в Интернете?

Эрик Лоран: Распространение блогов в настоящее время позволяет значительно сократить расходы на публикацию. Это уже не просто перевозка вещей на кораблях, которая стала почти бесплатной, это также обмен идеями. Во время конференции Жака-Алена Миллера в Мадриде в июне 2017 года была учреждена L’Ecole Une. Все участники рабочей группы были на прямом включении, чтобы участвовать в work in progress. Это что-то новое!

Однако, как вы правильно говорите, на нашу представленность могут быть установлены ограничения. С одной стороны, существуют задаваемые влечениями ограничения в накоплении объектов, в poubellucation¹⁴. Когда эти пределы превышены, больше нет никаких ограничений, и мы провоцируем анорексию чтения, уникальную форму анорексии. С другой стороны, существуют пределы клинической конфиденциальности. Форма клинического случая, столь дорогая для нашей коммуникации, вступает в конфликт с простой идентификацией через Интернет. Так что мы должны быть тактичными.

Орели Пфовадель: При каких условиях, по Вашему мнению, Интернет может быть поставлен на службу аналитическому дискурсу? И при каких условиях, наоборот, Интернет может вводить в заблуждение?

Эрик Лоран: Вернемся к фармакону. Не найти лучшего примера использования Интернета для служения аналитическому дискурсу, чем полное обновление формата наших Дней Школы, их подготовки и того, как они проводятся. Там очевидно проявилась невероятная динамичность, подала знак жизненная сила, самой себе неизвестная до того, как это произошло. Чтобы стать свидетелем того, как Интернет способен вводить в заблуждение, достаточно прочитать бессмысленную, постоянно публикуемую чепуху, оскорбления в отношении психоанализа, ненависть, которой живут определенные социальные сети. Одним словом, гигантомахия Эроса и Танатоса нашла себе новое поле для проявления.

Лора Соколовски: Некоторые аналитические течения, в том числе и IPA, считают, что аналитик 21-го века может практиковать онлайн-психоанализ, включая дидактический анализ. Один из приведенных аргументов основан на указаниях Лакана, согласно которым единственным средством анализа является речь пациента. В анализе по Skype последний выключает свою камеру, чтобы не видеть аналитика, который может оставить свою включенной. Это воспроизвело бы аналитическую основу, изобретенную Фрейдом, где один говорит и не видит, когда другой слушает и наблюдает¹⁵. Это ли анализ?

Эрик Лоран: О нет! Анализ не это, не только это. Анализ – это все, что два говорящих тела могут сказать друг другу, два говорящих естества (parlêtre) в беспрецедентной встрече. Тем не менее, не нужно больше быть технофобом. Лакан не довольствовался рукописями на пергаменте, он отвечал на звонки и охотно отправлял телеграммы, чтобы ускорить процесс. Современный аналитик также может использовать Skype, если обстоятельства не позволяют поступить иначе. Сказанное может быть действенным, и даже посредством Интернета. С другой стороны, нет оснований довольствоваться Skype. Это ограничение встречи, каковыми были телефон и телеграмма. Нужно пользоваться Skype так, чтобы затем без него обходиться.

Элен Бонно: Анализант подключен. Аналитик подключен. Считаете ли вы, что рано или поздно Skype-анализ станет общим средством практики психоанализа? Какие будут последствия?

Эрик Лоран: Скоро не станет стационарных телефонов. На мобильных телефонах скоро будет неприлично не использовать изображение. Мы будем так разговаривать друг с другом. Ну и что! Есть еще писатели, которые могут пользоваться только ручкой. Печатная машинка Underwood в стиле Хемингуэя становится редкостью. Мы с этим как-то обходимся, между принятием и отказом. Мы помним, что виртуальный секс – это хорошо, но во плоти лучше. Мы плывем между Харибдой и Сциллой. Опять же, спокойствие!

Софи Гаярд: Любой текст, любое изображение, любой звук, циркулирующий в Интернете, является, прежде всего, продуктом трансформации: исходное сообщение было переведено, закодировано, зашифровано (я не знаю, каким будет соответствующий термин) в 0/1 перед тем, как было возвращено получателю. Влияет ли этот шаг на то, что в конечном итоге передается? Какое обратное влияние на язык и письмо мы можем ждать от возможности перевода любого сообщения на компьютерный язык?

Эрик Лоран: Оцифровка открыла новые беспрецедентные возможности для перевода с одного естественного языка на другой. Долгое время машинный перевод давал нелепые результаты. Несмотря на усилия Хомского, мы долго стояли на месте. Недавно, около двух лет назад, произошел качественный скачок, благодаря новым вычислительным мощностям и новому подходу, где Французская школа вычислительной математики¹⁶ сыграла заметную роль. Назначение Янн Ле Кун в Коллеж де Франс тому подтверждение. Послушайте его первую конференцию, это ярко! Стало понятным все о так называемом глубоком машинном обучении. Первыми последствиями станут автомобили без водителя и разработки персонального помощника Амазона Алексы, который сейчас сопровождает американские дома. Все, что может быть запрошено, будет переведено, и фантазм Amazon заключается в уверенности, что нехватка будет восполнена объектом с мирового рынка, который будет также доступен в любое время, как и знания в интернете. Он также будет доставляться индивидуально дроном. Искусство уклончивого ответа станет в таких условиях лишь более ценным (см. выше).

Ксавье Гоммишон: Мы можем поговорить о сексуальной связи по Интернету?

Эрик Лоран: Американский режиссер Спайк Джонз по первому же призыву отреагировал на перспективы, открывшиеся благодаря общению в чате, с помощью сайта, соединённого с программой искусственного интеллекта. В 2013 году он рассказал невозможную историю любви между персональным помощником, наделенным невероятным голосом Скарлетт Йоханссон, и очарованным славным парнем, которого сыграл Хоакин Феникс. Но и тут тоже, несмотря на огромную вычислительную мощность, нет никакой сексуальной связи, которая могла бы записаться. Тем более, что расшифровать Её симптом было невозможно. Она знала о нем все, тогда как он не мог фетишизировать её тело, конкретизировать его. Он был эротоманом машины. Итак, это мир вверх тормашками. И история не получила развития, обратившись в очередную версию фантазма о сексе с медсестрой, той, которая знает все о вашем страдающем теле. Об остальном – в следующем вопросе.

Орели Пфовадель: Интернет – это место и средство наслаждения, о чем свидетельствует ошеломляющее количество людей, смотрящих порнографические видео онлайн. Как пользователь, тем не менее, продолжает сталкиваться с невозможным? И как обстоят дела с желанием во всем этом?

Эрик Лоран: Понятно, что есть порно, и что оно становится все качественнее и качественнее. Тела сейчас следуют за телами из мейнстримового кино. В фильме «Стыд» английского режиссера Стива МакКуина эти два течения попытались встретиться. Там очень четко показано, что прикрывает порно: позыв к наслаждению (pousse-à-jouir) приводит к заурядной смерти партнера-симптома, в данном случае сестры-кровосмесительницы, которая неоднократно совершала попытки суицида. Порно представляет собой интересную вариацию невозможности прямо взглянуть в лицо смерти – на наслаждение, которое было бы желательно.

Ги Бриоль: В главе «Цифровой век и абсолютное слушание» в вашей книге “Изнанка биополитики” вы настаиваете, что желание является оплотом против очарования предсказания. Однако эти знания о своей судьбе, похоже, интересуют говорящее естество больше, чем случайность встреч с собственным желанием и его неизвестными. Итак, в обществе, где никакому авторитету не удается действительно стать краеугольным камнем социальной связи, не станут ли именно большие данные одним из возможных имен авторитета? Это, конечно, лишь игра со словами, но смешение всей массы персональных данных может определить новую всеобщую социальную связь; исчисляемый авторитет; «режим всего» для всех¹⁷.

Эрик Лоран: Ваш вопрос открывает проблему правления при помощи алгоритмов, которое заменило бы возможность правления при помощи норм. Это было темой круглого стола на последнем Европейском конгрессе по психоанализу, Pipol 8. Давайте подождем его публикации в журнале «Mental»¹⁸.

Орели Пфовадель: Какую политику, по Вашему мнению, можно проводить перед лицом такого цифрового и биополитического контроля населения?

Эрик Лоран: Это будущее политики идентичности как таковой; мы должны выйти за рамки решения на основе анонимности. Это решение сторонников Грядущего восстания¹⁹. Есть и другие возможные стратегии. Продолжение следует…

Ксавье Гоммишон: Повлияет ли закат частной жизни, предвещаемый некоторыми и пропагандируемый гигантами больших данных, на психоанализ?

Эрик Лоран: Да! Мы не должны позволить им сделать это.

Софи Симон: GAFAM (Google, Apple, Facebook, Amazon, Microsoft), булемически прожорливые до наших личных данных, заключили брак с капитализмом и массовой слежкой на алтаре Интернета. Они навязывают свое отслеживание в обмен на удобные услуги для доступа к несортированному материалу Сети. Остается ли структура капиталистического дискурса той же с появлением этих веб-гигантов?

Эрик Лоран: GAFAM нас просвещает. Они вдыхают новую жизнь в либеральную крылатую фразу, гласящую, что «бесплатных завтраков не бывает». Каждый всегда в конце концов платит. В Интернете: «Если это бесплатно, значит, вы – продукт». Сюрприз! Как далеко может зайти добровольное рабство?

Софи Симон: Однако интернет-пейзаж не ограничивается GAFAMом. Он также включает в себя активистскую деятельность, для которой дело чести «раз-гуглить» сетевую жизнь. Ричард Столлман, инициатор операционной системы GNU / Linux, постоянно повторял слово «этика», чтобы защитить дело движения за свободное программное обеспечение. Свободное программное обеспечение (которое он противопоставляет «собственническим» программам) должно делать свои коды общедоступными и модифицируемыми, но в то же время защищать частную жизнь своих пользователей.

Как и Лакан в области психоанализа, он подчиняет вопрос техники этическому измерению. Итак, «Лакан с Интернетом», разве это не свобода?

Эрик Лоран: Всегда будет территория для игры, однако есть не только свобода, но и темная Сеть (dark web) и ее мерзость. Нельзя позволить мафии творить все что угодно. Вот почему Лакан сказал, что он не анархист.

Анаэль Лебовиц-Кеньен : Какой вопрос кажется вам наиболее важным в отношении Интернета, вопрос, который вам не задавали, есть ли такой, который кажется вам важным?

Эрик Лоран: Вы задали много вопросов. Но никогда нельзя все сказать, это невозможно. Что касается Интернета, то последний вопрос – это вопрос о его смерти. Это уже запланировано. То, что будет дальше, можно назвать 3 или 4.0, но это будет что-то другое. И мы также будем расшифровывать последствия этого.

1. Фрейд Зигмунд. Неудовлетворенность культурой // Фрейд Зигмунд. Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Вопросы общества. Происхождение религии. М.: Фирма-СТД. 2007. С. 221.

2. Lacan J., « Propos sur la causalité psychique », Écrits, Paris, Seuil, 1966, p. 187.

3. Там же, p.188.

4. См. прекрасную статью Клотильды Легиль: Nous vivons à l’ère d’une hypertrophie du moi », Le Monde, 27 juillet 2017, доступна в Интернете.

5. Lacan J., « Propos sur la causalité psychique », op. cit., p. 177.

6. Локк Джон. Опыт о человеческом разумении. М.: Мысль, 1985. С. 568 — 569 (книга третья, глава 11, § 5).

7.  Poubellication – неологизм, созданный Лаканом из скрещения французских слов poubelle (мусорная корзина) и publication (публикация).

8.  Массовые открытые онлайн-курсы.

9. См.: Miller J.-A., «Google», опубликовано в этом же выпуске журнала La Cause Du Désir, с. 77.

10. Lacan J., « La méprise du sujet supposé savoir », Autres écrits, Paris, Seuil, 2001, p. 333-334.

11. Там же, примечание 1, с. 334.

12. Неологизм Лорана, играющий на скрещении французских слов internaute (интернет-пользователь), interne (обитатель интерната), autre (другой).

13. См.: Miller J.-A., « En deçà de l’inconscient », La Cause du désir, no 91, novembre 2015, p. 97-126.

14.  Poubellication – неологизм, созданный Лаканом из скрещения французских слов poubelle (мусорная корзина) и publication (публикация).

15.  См.: Psychoanalysis online: Mental health, teletherapy, and training, J. Savege Scharff, London, Karnac Books, 2013.

16. Автор ссылается на INRIA: Национальный институт исследований в области вычислительной техники и управления.

17.  Laurent Е., L’Envers de la biopolitique. Une écriture pour la jouissance, Paris, Navarin, 2016, p. 220.

18.  См.: Cf. Henri Verdier, « Les algorithmes, nouvel avatar du biopolitique ? », Mental, no 36, novembre 2017.
А также см.: Rouvroy A., « Gouverner hors les normes: la gouvernementalité algorithmique », Lacan Quotidien,

19.  См.: Невидимый комитет (анонимы). Грядущее восстание. М.: Ультракультура 2.0. 2011.

Перевод с французского Елены Петровой, Глеба Напреенко и Ирины Румянцевой.

Редакция Инги Метревели и Глеба Напреенко.

Оригинальный текст дискуссии опубликован в журнале La Cause Du Désir 2017/3 (N° 97), страницы 11 – 21.

Публикуется на русском языке с согласия автора.