Именно потому, что бессознательное говорит всегда одно и то же, исходя из утраченного фрагмента, из дыры в реальном, мы можем извлечь/сконструировать логику случая.

В поле психоанализа конструкция возможна только потому, что там говорят сами по себе и всегда одно и то же; одно и то же, – то, что беспокоит, и откуда, следовательно, исходит защита².

То, что подталкивает нас всегда говорить одно и то же (ср. реальное, наслаждение), находится вне всякого знания, вне поля Другого. Это значит, что невозможно полностью артикулировать это в означающей цепочке (символической и воображаемой) и что, следовательно, по отношению к сочленению тела и языка имеются остатки – точки, кусочки реального.

Таким образом, конструкция случая направлена на опознание, а затем извлечение единичных особенностей отношения тела и языка, всегда уникального у данного говорящего естества (parlêtre), данного живого говорящего тела!

Конструкция предполагает выбор из материала, из повествования, рассказа пациента (но также сюда включаются его действия и прочее: ср. младенцев, аутистов). Поэтому конструкция не истина, а вымысел, полученный в результате извлечения фрагментов, кусочков реального жизни, психоаналитической биографии пациента³.

Конструкция может иметь различные формы: та, которая создается на клинических семинарах, та, которая создается на презентации больных, та, которая создается на контроле, та, которая создается анализантом в его анализе, та, которая создается Аналитиками Школы в их свидетельствах… Независимо от контекста или формы, мы всегда обращаем внимание на уникальное отношение тела к языку у того субъекта, который с нами говорит.

Этот вымысел, эта конструкция делается в основном (но не только, ср. акты) на основе материала, изложенного пациентом/анализантом. Конструировать не значит объяснять, что из себя представляет этот пациент (феноменологическое описание, картина).

Но это значит собрать его слова и извлечь из них элементы, которые всегда возвращаются в одно и то же место (ср. структура). Это не имеет абсолютно никакого отношения к контр-переносу.

Конструировать не значит стремиться к универсальному дискурсу о данном конкретном случае. Вот почему я предпочитаю использовать термин извлечение, который кажется мне лучше очерчивающим уникальное в дискурсе и действиях говорящего естества, с которым мы сталкиваемся. Кроме того, разве мы не должны всегда извлекать что-то из «материи», прежде чем сможем что-то построить?

Мы должны также утверждать, что не может быть ни извлечения, ни конструкции без условия встречи двух говорящих живых тел. Встреча здесь означает встречу с незнанием, с неожиданным, с удивлением – удивлением, возникающим из-за присутствия во плоти и крови двух говорящих людей. Если мы настаиваем на измерении встречи, то это для того, чтобы отметить особо, что извлечение или конструкция не могут быть сделаны из одинокой мысли клинициста (ср. его теорию). Речь не о том, чтобы бредить самому!

Почему предпочтение отдается слову “извлечение”? Во-первых, я бы сказал, что извлечение подразумевает, что оно осуществляется на «внешнем/Другом» материале по отношению к тому, кто извлекает (это относится также и к анализанту, тело которого является его Другим). Это помогает удерживать на расстоянии, не подавляя его, наслаждение, присущее извлекающему (наслаждение, которое, кстати, будет побеспокоено встречей). Это материальное есть либо дискурс, мотериальность [лакановская игра слов, имеется в виду «материальность слова», от французского mot, слово, – прим. переводчика], говорящего естества, либо проявления его тела. Необходимо напомнить, что влечение всегда частичное и аутоэротическое. Что у него нет конкретного объекта удовлетворения, но что оно всегда стремится к своему собственному удовлетворению, то есть к ауто-решению в мире, и это решение будет представлять что-то из этого удовлетворения влечения в объектах «а» и их расширениях, в прибавочном наслаждении, вне тела.

Поэтому работа по извлечению будет направлена на выявление тех решений, которыми являются симптомы (удовлетворения влечения) говорящего естества. Это его способы ответить на структурную дисгармонию, которая существует между телом и языком. Ауто-решения, которые он включает в дискурс и/или в действие, чтобы поддерживать/сохранять социальную связь, или ауто-решения, которые он использует, чтобы обходиться с/ограничить реальное, наслаждение.

Это решение говорящего естества исходит из кусочков реального (иначе говоря, из дыр), которые создают давление и находят свое место, связывая символическое и воображаемое. Это решение может быть означающей конструкцией. Чем-то выстроенным в языке, что будет поддерживать вымысел, которого придерживается говорящее естество (ср. бред, верования и т.д.). Или же решение может быть более непосредственно связано с тем, что в говорящем естестве «создает давление» – практика наслаждения тела, более прямое задействование тела (ср. моторные реакции, переход к действию и т.д.). Именно эти кусочки реального, расположенные вне поля знаний, интересуют занятого извлечением (всегда в дуэте: аналитик/анализант), который затем попытается приступить к конструкции. Фрейд говорил об этих конструкциях аналитика, что они бредовые (ср. текст «Конструкции в психоанализе»)!

Все докладчики этого семинара согласились с тем, что не существует метода или модели, чтобы сказать, что такое конструкция случая. С другой стороны, существуют параметры, извлеченные из клинической практики, ориентированной реальным, которые мы можем использовать, чтобы ориентироваться среди рассказов и/или действий наших пациентов.

Следует также отметить, что мы должны отличать конструкцию случая со стороны анализанта (ср. поздний Лакан) от конструкции случая, которую создает аналитик (ср. случаи Фрейда). В обеих ситуациях аналитик не «сам по себе». Всегда есть дуэт сторонних друг другу присутствующих (аналитик/анализант).

На этом семинаре по конструированию случаев мы сосредоточились на том, что клиницист/аналитик может сконструировать, извлечь со своей стороны из встречи с телом и речениями говорящего естества.

В этом случае именно мы, аналитики, делаем выбор при извлечении означающих/означаемых элементов, практик тела, симптомов-решений или фрагментов наслаждения и/или прибавочного наслаждения из речей и практик, которые адресованы нам на сеансах.

Именно своим актом мы совершаем извлечение! Следовательно, и через наше наслаждение применительно к материалу, полученному на встрече. Возможно, именно поэтому Лакан однажды сказал, что аналитик в ужасе от своего акта.

Зачем конструировать случай? Хотя бы для того, чтобы не наслаждаться в одиночку (что является плеоназмом!), бредить в одиночку нашей практикой и поддерживать влечение к смерти. Тогда мы можем сказать, что конструирование нужно для того, чтобы рассказать другим о том, что происходит в нашей практике и у нашего пациента. Наконец, мы также можем утверждать, что оно нужно, чтобы передавать, преподавать, не быть сумасшедшим или не сойти с ума (т.е. быть без Другого). Нелегко ответить на этот вопрос, который обязательно подразумевает вписанность в Другого, пусть даже отмеченного нехваткой, то есть некоторую идеализацию, которая присуща любой социальной связи, любой попытке жить вместе…

Но что самое главное в выборе того, что извлекается? Каков компас лакановского психоаналитика? Конечно, есть синтом/наслаждение аналитика, ведь он тут присутствует (экспериментатор включен в эксперимент)! Но предполагается, что это наслаждение анализируется и не отрицается, признается. Это, как мне кажется, и придает изложению случая еще иную уникальность. Уникальное в нем – не только от пациента.

Все три докладчика прояснили логические временные этапы, инструменты и, наконец, понятия, которые исходят из клинической практики, ориентированной реальным.
Они подошли к конструкции случая под тремя разными углами.

а) Время конструкции мифа. Исходя из лживой истины, истины-кажимости, которая позволяет субъекту держаться в социальной связи, в дискурсе. Это значит, что должна быть «история»! Невозможно держаться в мире без вымысла, который реальное подталкивает создать, поскольку реальное — это то, что вставляется между символическим и воображаемым, чтобы заставить их держаться вместе и создавать некоторый смысл, является ли он общим или частным. Субъект – это возникновение этого смысла, этого ответа. Вымысел — это способ, которым субъект помещает свое наслаждение в уникальные отношения с миром с помощью своего тела и языка. Это то, что мы наблюдаем с невротиками. С другой стороны, часто бывает трудно иметь «историю» при психозе. Этот временной этап не всегда дан изначально. Его, возможно, нужно будет конструировать вместе с пациентом.

б) Время извлечения означающих. Это скорее время деконструкции в том, что мы слышим. Это время направлено на опознание означающих, которые повторяются, которые субъект повторяет, сам того не зная, в своем дискурсе. Именно эти S₁ поддерживают его отношение к вне-смыслию, дают место наслаждению, которое не может быть вписано в дискурс. Эти S1 содержат в себе, служат оболочкой наслаждения/реального, которое создает давление в/среди цепочки означающих. Что толкает к S₂ или чему-то ещё (действию).

с) Время редукции. Здесь речь о визитной карточке случая. О том, что позволяет нам обобщить его в одном предложении, высказывании, которое концентрирует его наслаждение (ср. название случаев Фрейда). Эта редукция использует как выделенные S₁, так и объекты наслаждения субъекта. Она как можно точнее – но не превращая её в означающее – очерчивает причину субъекта. Это «последняя остановка перед реальным» (JAM).

а) В высказываниях мы будем искать то, что повторяется. Повторение. Это то, что настаивает и что всегда возвращается на одно и то же место (ср. реальное).

б) Двусмысленность. Вслед за Фрейдом Лакан возводит двусмысленность в ранг основного способа интерпретации. Если это так, то это потому, что двусмысленность заставляет субъекта услышать свою точку колебания в отношении смысла. Заставляет ощутить точку реального между символическим и воображаемым: его точку наслаждения. А также то, как из этого колебания (следствия наслаждения смыслом) он конструирует свой смысл и, следовательно, своего Другого, с которым он играет, в одиночку, свою партию (и весь анализ служит её разрушению)⁴. Именно благодаря стимулированию аутизма анализанта, аналитик заставляет резонировать в речи точку присущего анализанту наслаждения.

с) Установление нашего места в повествовании. То есть, на какое место «а», помещает нас анализант, субъект, в своем рассказе. Будучи помещенным в это место, мы помогаем ему держать речь, но также появиться его фантазму, если он невротик, или большому Другому, лишенному нехватки, если он психотик.

а) Формальная оболочка или знание (S₂⁵)».

Формальная оболочка имеет отношение к цепочке означающих (S₁-S₂-S_n). Это относится как к дискурсу субъекта, так и к социокультурным областям, связанным с этим дискурсом. Даже психотик окружен формальной оболочкой, часто неким частным знанием (нет говорящего живого тела без Другого – будь то наделенного нехваткой (barré) или же нет).

Это то, что Лакан назвал символической и означающей сетью при исследовании перехода к действию (passage à l’acte). Он утверждал, что при исследовании преступления немыслимо отбросить символические структуры общества. Я же утверждаю, что и при конструировании случая мы должны обращаться к символическому контексту, который сопровождает высказывания субъекта⁶.

Эта оболочка из означающих также является вымыслом, в котором субъект нуждается, в который он верит, чтобы удерживаться в более или менее мирных отношениях с маленьким другим и Другим.
Оболочка из означающих содержит информацию как о том, чем вызывается, так и о том, к чему стремится и чем ориентируется речь.

б) Объект «a» и его расширения вне-тела.

Вспомним эволюцию объекта «а» в учении Лакана. Маленькое «а» сначала появился как образ другого: i (а); затем он превратился в «а», то есть объект влечения тела (анальный, оральный, голосовой, скопический, фаллический, ничто). Наконец, Лакан также включил сюда объекты мира в качестве объекта прибавочного наслаждения. Эти объекты прибавочного наслаждения находятся вне тела или, скорее, тело больше не только воображаемое и целостное, но простирается также и на поверхность вовне, которая включает в себя объекты вне-тела. Прибавочное наслаждение — это объект «а», распространенный на все объекты мира, в которые субъект инвестирует.

Речь идет о том, чтобы определить круг объектов влечений, наслаждения субъекта (орального, анального, голосового, скопического, ничто, фаллического) и выявить ряды их расширений в мире или же его объекты прибавочного наслаждения.

Зачем этим интересоваться, замечать объекты «а» и их расширения вне-тела? Каковы тут интерес и цель? Они заключаются в поддержке отделения/разделения. Отделение, сначала направленное на некое использование, а затем его позволяющее, представляет собой диалектику двух неоднородных полей: тела (наслаждения) и языка. Такая диалектика невозможна (она заморожена), если субъект держит объект «а» в кармане. Есть только самоудовлетворение, и это самоудовлетворение сталкивает нас с клинически непроницаемыми, неподдающимися субъектами. Ауто-, само-удовлетворение никогда не дискурсивно – это следствие структуры! Привязка к другому, то есть вектор, идущий от цепи влечения к другому, предполагает отделение от чего-то в собственном теле. Это отделение не сулит счастья или гармонии, но вводит нас в измерение инаковости. То есть сулит нестабильность и сюрпризы, с которыми мы будем обходиться с помощью актов (речевых и других), создающих социальную связь.

с) Наслаждение симптомом.

Важно определить, есть ли в том или ином случае психоаналитический симптом или же отсутствует. Симптом относится к наиболее уникальному в данном субъекте. Это уникальный ответ субъекта перед лицом реального, которое не может быть усвоено языком. Следовательно, это страдание, но это страдание, которое включает в себя удовлетворение, включает наслаждение, от которого говорящее естество часто с трудом отступает.

Пунктуация: практика, передача и конструкция случая в психоанализе целиком пронизаны невозможным. Но это не значит, что об этом нечего сказать!

1. Этот текст извлекает то, что я расслышал в докладах Александра Стиванса, Мари-Элен Брусс и Франсуа Ансерме на семинаре по конструированию случаев в l’ASREEP-NLS.
2. «Мы говорим сами по себе, потому что мы говорим всегда одно и то же; если только мы не откроем себя для диалога с психоаналитиком. Нет другого способа [это] сделать, кроме как получить от психоаналитика то, что в конечном итоге беспокоит, отсюда происходит защита и все размышления о так называемых сопротивлениях». Лакан, семинар “Знание, которое знает об одном промахе..”., урок от 11 января 1977 года.
3. Психоаналитическая, потому что нас интересует позиция, занятая в событиях, единичные особенные реакции на события, а не столько сами события.
4. Другой с заглавной буквы построен из Одного-Тела» аутический, который есть тело перед образом. СМ. JAM, Весь последний Лакан, курс от 7 марта 2007 года.
5. Обозначается S2, потому что S2 обязательно предполагает S1, который ему предшествует (так S1-S2).
6. Ж. Лакан, «Функции психоанализа в криминологии», Написанное, Париж, Seuil, с. 132 и с. 126. «Преступление или преступник не являются объектами, которые могут быть поняты вне их социологических отсылок».

Перевод с французского: Анжела Остахова, Наталья Шевчук (Новосибирск), Глеб Напреенко (Москва)